На Тихом Дону - Страница 12

К оглавлению

12

— Вы посмотрите, — продолжал свою речь учитель: — что делается в Новочеркасске в августе. Город с 50,000 жителей, да в станицах во всех есть офицеры, чиновники, зажиточные казаки, которые тоже желали бы дать детям образование. Кажется, вполне законное желание? И вот являются держать экзамены — всюду конкурсные — и держат одновременно и в гимназии, и в реальном училище, и в кадетском корпусе, кто имеет права, и в духовном даже училище, если остаются вакансии от детей лиц духовного звания… Представьте себе, эти мытарства должен пройти десятилетний мальчик — казачонок, чтобы иметь возможность вкусить от древа познания… Ну, и режем… Куда же, в самом деле, девать все три — четыре сотни, стоящие у входа в святилища наук?

— Положим, это явление повсюдное, — возразил товарищ прокурора.

— Не знаю. Насколько мне известно, во внутренних губерниях в каждой по нескольку гимназий и других средних учебных заведений. Да если и так, так казаку от этого не легче! При таком положении дела вы долго еще будете иметь возможность громить его отсталость и невежество…

V
Несколько слов о донском казаке

Что такое казак? Какова его жизнь? — этот вопрос долго волновал меня после приведенной выше беседы.

Большинство русской публики привыкло под словом «казак» разуметь своеобразного воина в папахе набекрень, на маленькой лошадке, с пикой в руке, с длинными волосами, зачесанными за ухо и торчащими из-под папахи в виде щегольского вихра. Публика эта знает, может быть, о казаках несколько анекдотов, касающихся, главным образом, того, что казак — мастер «сцапать», «сорвать да удрать»; мельком слышала, что где-то на окраине государства живут казаки в станицах, лежат себе в виноградниках, попивают вино и поют свои казацкие песни.

Но не многим из этой публики интересно знать, что все, что они видят на этом оригинальном воине, начиная от красного верха папахи и кончая подошвой сапога, а также — его конь, сбруя — все это не казенное, а его собственное, приобретенное за дорогие трудовые деньги. Этот воин, в то время, как джигитует или едет с удалою песней на коне, часто с сокрушением сердца думает, что после этой поездки на его неуклюжем, новой формы, мундире сзади останется пятно от седла и, пожалуй, после двух-трех раз самый мундир пойдет в брак (на «вседневный»), а парадный придется «справлять» снова.

В домашней жизни, в будний день, казак далеко не имеет столь щеголеватого вида, как на смотрах. Фуражка на нем, хотя с красным околышем, но похожа на просаленный и поджаренный блин; вместо мундира — черный зипун или старая, заплатанная поддевка; вместо сапог — чирики; вместо шаровар с красными лампасами — просто полосатые или синие портки… Одним словом, это — тот загорелый, заветренный, мазаный человек, над которым неизменно тяготеет суровая власть земли и нужды и вечная необходимость неустанного труда, чтобы не умереть с голоду. Кроме всего этого, на нем давящим бременем лежит — даже в домашней жизни — обязанность быть каждую минуту готовым выступить в полном вооружении и на своем собственном коне против врагов отечества…

По самой скромной оценке, «издержки казака по воинской повинности, в общей сложности, простираются до 1,079 р. 25 к.».

Откуда же он должен достать столь значительную сумму? Из земли, из своего казачьего пая. Казачий пай, по «Положению», должен простираться от 25 до 30 десятин земли, и за эту землю казак должен нести свою службу царю и отечеству. Но в настоящее время о таком размере казачьего пая остались лишь одни приятные воспоминания: пай уменьшился в три, в четыре раза, а между тем трудность военной службы увеличилась, потому что «справой», т. е. снаряжением казака утесняют теперь гораздо больше, чем когда бы то ни было.

— Прежде простей было, — говорит казак: — служили тогда хотя и больше, и тяжелей, ну — доход был… военное же время!.. А насчет справы вперед вовсе было просто: лошадь не меряли, а что ни самый крутой маштачок, тот и шел в дело. Я вот — большого роста, а пошел на малой лошади, только, конечно, она связная собой, крутая, сильная лошадка… В Грузии, по горам, самые эти лошадки только и выдерживали, а большие — ни к чему оказались… Да чего в ней толку — в большой-то лошади? Только лишь деньги лишние переплачиваем. Теперь вот, слышно, в гвардию уж не стали брать лошадей в 1½ вершка; меньше двух — никак! а зря… И прочая справа вперед не в пример дешевле была: шинель — «бабушкиной» фабрики, т. е. сукно самодельшинное, седло, уздечка — все это — домашнего приготовления и вечное, не износишь! Прочней много раз, чем теперь комиссионерские…

Посмотрим, для примера, как теперь изворачивается и воинствует с нуждой мой хороший знакомый — казак Иван Спиридонов.

Семейство его состоит из двенадцати человек. Эти двенадцать человек имеют в своем распоряжении четыре пая, каждый — размером в 7½ десятин, и этими 30-ю десятинами удовлетворяют все свои нужды. Казаков — четверо: сам Иван Спиридонов, старик Спиридон — его отец, два зятя. Остальные члены: старуха-теща, жена Ивана Спиридонова, две дочери и четверо внучат. Все казаки добросовестно уплатили свою дань отечеству: старик Спиридон служил на Кавказе и брал Шамиля, сам Иван Спиридонов состоял в последнюю войну в Рущукском отряде, зятья его продолжают отбывать повинность и до настоящего времени. В общей сложности, следовательно, Иван Спиридонов уплатил за те 30 десятин, которыми теперь пользуется его семейство, — 4,320 рублей, — сумма довольно почтенная и для отечества не обидная.

Теперь посмотрим, как же он изворачивался и продолжает изворачиваться, уплачивая отечеству столь солидную сумму и в то же время прокармливая и себя с своим семейством.

12